Иду я раз однажды по улице и вдруг замечаю, что на меня женщины не смотрят.
      Бывало, раньше выйдешь на улицу этаким, как говорится, кандебобером, а на тебя смотрят, посылают воздушные взгляды, сочувственные улыбки, смешки и ужимки.
      А тут вдруг вижу - ничего подобного!
      Вот это, думаю, жалко! Все-таки, думаю, женщина играет некоторую роль в личной жизни.
      Один буржуазный экономист или, кажется, химик высказал оригинальную мысль, будто не только личная жизнь, а все, что мы ни делаем, мы делаем для женщин. И, стало быть, борьба, слава, богатство, почести, обмен квартиры и покупка пальто и так далее и тому подобное - все это делается ради женщины.
      Ну, это он, конечно, перехватил немного, зарвался на потеху буржуазии, но что касается личной жизни, то я с этим всецело согласен.
      Я согласен, что женщина играет некоторую роль в личной жизни.
      66
       Все-таки, бывало, в кино пойдешь, не так обидно глядеть худую картину. Ну, там ручку пожмешь, разные дурацкие слова говоришь,- все это скрашивает современное искусство и бедность личной жизни.
      Так вот, каково же мое самочувствие, когда раз однажды я вижу, что женщины на меня не смотрят!
      Что, думаю, за черт? Почему на меня бабы не глядят? С чего бы это? Чего им надо?
      Вот я прихожу домой и поскорей гляжусь в зеркало. Там, вижу, вырисовывается потрепанная физиономия. И тусклый взор. И краска не играет на щеках.
      "Ага, теперь понятно!- говорю я сам себе.- Надо усилить питание. Надо наполнить кровью свою поблекшую оболочку".
      И вот я в спешном порядке покупаю разные продукты.
      Я покупаю масло и колбасу. Я покупаю какао и так далее.
      Все это ем, пью и жру безостановочно. И в короткое время возвращаю себе неслыханно свежий, неутомленный вид.
      И в таком виде фланирую по улицам. Однако замечаю, что дамы по-прежнему на меня не смотрят.
      "Ага,- говорю я сам себе,- может быть, у меня выработалась дрянная походка? Может быть, мне не хватает гимнастических упражнений, ви-сения на кольцах, прыжков? Может, мне недостает мускулов, на которые имеют обыкновение любоваться дамы".
      Я покупаю тогда висячую трапецию. Покупаю кольца и гири и какую-то особенную рюху.
      Я вращаюсь, как сукин сын, на всех кольцах и аппаратах. Я верчу по утрам рюху. Я бесплатно колю дрова соседям.
      Я, наконец, записываюсь в спортивный кружок. Катаюсь на лодках и на лодчонках. Купаюсь до ноября. При этом чуть не тону однажды. Я ныряю сдуру на глубоком месте, но, не достав дна, начинаю пускать пузыри, не умея прилично плавать.
      Я полгода убиваю на всю эту канитель. Я подвергаю жизнь опасности. Я дважды разбиваю себе голову при падении с трапеции.
      Я мужественно сношу все это и в один прекрасный день, загорелый и окрепший, как пружина, выхожу на улицу, чтобы встретить позабытую женскую одобрительную улыбку.
      Но этой улыбки опять не нахожу.
      Тогда я начинаю спать при открытом окне. Свежий воздух внедряется в мои легкие. Краска начинает играть на моих щеках. Физия моя розовеет и краснеет. И принимает даже почему-то лиловый оттенок.
      Со своей лиловой физиономией я иду однажды в театр. И в театре, как ненормальный, кручусь вокруг женского состава, вызывая нарекания и грубые намеки со стороны мужчин и даже толкание и пихание в грудь.
      И в результате вижу две-три жалкие улыбки, каковые меня мало устраивают.
      Там же, в театре, я подхожу к большому зеркалу и любуюсь на свою окрепшую фигуру и на грудь, которая дает теперь с напружкои семьдесят пять сантиметров.
      Я сгибаю руки и выпрямляю стан и расставляю ноги то так, то так.
      И искренне удивляюсь той привередливости, того фигурянья со стороны женщин, которые либо с жиру бесятся, либо пес их знает, чего им надо.
      Я любуюсь в это большое зеркало и вдруг замечаю, что я одет неважно. Я прямо скажу - худо и даже безобразно одет. Прекороткие штаны с пузырями на коленях приводят меня в ужас и даже в содрогание.
      Но я буквально остолбеваю, когда гляжу на свои нижние конечности, описанию которых не место в художественной литературе.
      "Ах, теперь понятно!- говорю я сам себе.- Вот что сокрушает мою личную жизнь - я плохо одеваюсь".
      .И, подавленный, на скрюченных ногах, я возвращаюсь домой, давая себе слово переменить одежду.
      И вот в спешном порядке я строю себе новый гардероб. Я шью по последней моде новый пиджак из лиловой портьеры. И покупаю себе брюки "Оксфорд", сшитые из двух галифе.
      Я хожу в этом костюме, как в воздушном шаре, огорчаясь подобной моде.
      Я покупаю себе пальто на рынке с широкими плечами. И в выходной день однажды выхожу на Тверской бульвар.
      Я выхожу на Тверской бульвар и выступаю, как дрессированный верблюд. Я хожу туда и сюда, вращаю плечами и делаю па ногами.
      Женщины искоса поглядывают на меня со смешанным чувством удивления и страха.
      Мужчины - те смотрят менее косо. Раздаются ихние замечания, грубые и некультурные замечания людей, не понимающих всей ситуации.
      Там и сям слышу фразы:
      - Эво, какое чучело! Поглядите, как, подлец, нарядился!
      Меня осыпают насмешками и хохочут надо мной.
      Я иду, как сквозь строй, по бульвару, неясно на что-то надеясь.
      И вдруг у памятника Пушкину я замечаю прилично одетую даму, которая смотрит на меня с бесконечной нежностью и даже лукавством.
      Я улыбаюсь в ответ и присаживаюсь на скамеечку, что напротив.
      Прилично одетая дама, с остатками поблекшей красоты, пристально смотрит на меня. Ее глаза любовно скользят по моей приличной фигуре и по лицу, на котором написано все хорошее.
      Я наклоняю голову, повожу плечами и мысленно любуюсь стройной философской системой буржуазного экономиста о ценности женщин.
      Потом снова обращаюсь к даме, которая те--перь, вижу, буквально следит немигающими глазами за каждым моим движением. !- Тогда я начинаю почему-то пугаться этих немигающих глаз. Я и сам не рад успеху у этого существа. И уже хочу уйти. И уже хочу обогнуть памятник, чтобы сесть на трамвай и ехать куда глаза глядят, куда-нибудь на окраину, где нет такой немигающей публики.
       Но вдруг эта приличная дама подходит ко мне и говорит:
      - Извините, уважаемый... Очень, говорит, мне странно об этом говорить, но вот именно такое пальто украли у моего мужа. Не откажите в любезности показать подкладку.
      "Ну да, конечно, думаю, неудобно же ей начать знакомство с бухты-барахты".
      Я распахиваю свое пальто и при этом делаю максимальную грудь с напружкои.
      Оглядев подкладку, дама поднимает истошный визг и крики. Ну да, конечно, это ее пальто! Краденое пальто, которое теперь этот прохвост (то есть я) носит на своих плечах.
      Ее стенания режут мне уши. Я готов провалиться сквозь землю в новых брюках и в своем пальто.
      Мы идем в милицию, где составляют протокол. Мне задают вопросы, и я правдиво на них отвечаю.
      А когда меня между прочим спрашивают, сколько мне лет, я называю цифру и вдруг от этой почти трехзначной цифры прихожу в содрогание.
      ."Ах, вот отчего на меня не смотрят!- говорю я сам себе.- Я попросту постарел. А я было хотел свалить на гардероб недостатки своей личной жизни".
      Я отдаю краденое пальто, купленное на рынке, и налегке, со смятенным сердцем, выхожу на улицу.
      "Ну ладно, обойдусь!- говорю я сам себе.- Моя личная жизнь будет труд. Я буду работать. Я принесу людям пользу. Не только света в окне, что женщина".
      Я начинаю издеваться над словами буржуазного ученого.
      "Это брехня!- говорю я себе.- Это досужие выдумки! Типичный западный вздор!"
      Я хохочу. Плюю направо и налево. И отворачиваюсь от проходящих женщин.
      1933
      

© М. Зощенко, 1933 г.