Недавно один уважаемый товарищ, Кульков Федор Алексеевич, изобрел способ против бюрократизма. Вот государственная башка-то!
      А способ до того действительный, до того дешевый, что надо бы за границей патент взять, да, к глубокому сожалению, Федор Алексеевич Кульков не может сейчас за границу выехать - сидит, сердечный друг, за свой опыт. Нет пророка в отечестве своем.
      А против бюрократизма Федор Кульков такой острый способ придумал.
      Кульков, видите ли, в одну многоуважаемую канцелярию ходил очень часто. По одному своему делу. И не то он месяц ходил, не то два. Ежедневно. И все никаких результатов. То есть не обращают на него внимания бюрократы, хоть плачь. Не отыскивают ему его дела. То в разные этажи посылают. То "завтраками" кормят. То просто в ответ грубо сморкаются.
      Конечно, ихнее дело тоже хамское. К ним, бюрократам, тоже на день, может, по сто человек с глупыми вопросами лезет. Тут поневоле нервная грубость образуется.
      А только Кульков не мог входить в эти интимные подробности и ждать больше.
      Он думает:
      "Ежели сегодня дела не окончу, то определенно худо. Затаскают еще свыше месяца. Сейчас,- думает,- возьму кого-нибудь из канцелярского персонала и смажу слегка по морде. Может, после этого факта обратят на меня благосклонное внимание и дадут делу ход".
      Заходит Федор Кульков на всякий случай в самый нижний, подвальный этаж,- мол, если кидать из окна будут, чтоб не шибко разбиться. Ходит по комната"'
      И вдруг видит такую возмутительную сцену. Сидит у стола на венском стуле какой-то средних лет бюрократ. Воротничок чистый. Галстук. Манжетки. Сидит и абсолютно ничего не делает. Больше того, - сидит, развалившись на стуле, губами немножко свистит и ногой мотает.
      Это последнее просто вывело из себя Федора Культова.
      "Как, думает, государственный аппарат, кругом портреты висят, книги лежат, столы стоят, и тут наряду с этим мотанье ногой и свист - форменное оскорбление!"
      Федор Кульков очень долго глядел на бюрократа - возбуждался. После подошел, развернулся и дал, конечно, слегка наотмашь в морду.
      Свалился, конечно, бюрократ со своего венского стула.
      И ногой перестал мотать. Только орет остро.
      Тут бюрократы, ясное дело, сбежались со всех сторон - держать Кулькова, чтоб не ушел.
      Битый говорит:
      - Я, говорит, по делу пришедши, с утра сижу. А ежели еще натощак меня по морде хлопать начнут в государственном аппарате, то покорнейше благодарю, не надо, обойдемся без этих фактов.
      Федор Кульков, то есть, до чрезвычайности удивился.
      - Я, говорит, прямо, товарищи, не знал, что это посетитель пришедши, я думал, просто бюрократ сидит. Я бы его не стал стегать.
      Начальники орут:
      - Отыскать, туды-сюды, кульковское дело! Битый говорит:
      - Позвольте, пущай тогда и на меня обратят внимание. Почему же такая привилегия бьющему? Пущай и мое дело разыщут. Фамилия Обрезкин.
      - Отыскать, туды-сюды, и Обрезкино дело! Побитый, конечно, отчаянно благодарит Кулькова, ручки ему жмет:
      - Морда, говорит, дело наживное, а тут по гроб жизни вам благодарен за содействие против волокиты.
      Тут быстрым темпом составляют протокол, и в это время кульковское дело приносят. Приносят его дело, становят на нем резолюцию и дают совершенно законный ход.
      Битому же отвечают:
      - Вы, говорят, молодой человек, скорей всего ошиблись учреждением. Вам, говорят, скорей всего в собес нужно, а вы, говорят, вон куда пришедши.
      Битый говорит:
      - Позвольте же, товарищи! За что ,же меня, в крайнем случае, тогда по морде били? Пущай хоть справку дадут: мол, такого-то числа, действительно, товарищу Обрезкину набили морду.
      Справку Обрезкину отказали дать, и тогда, конечно, он полез к Федору Кулькову драться. Однако его вывели, и на этом дело захлохло.
      Самого же Кулькова посадили на две недели, но зато дело его благоприятно и быстро кончилось без всякой волокиты.

© М. Зощенко, 1927 г.