Паутина
      Вот говорят, что деньги сильней всего на свете. Вздор. Ерунда.
      Капиталисты для самообольщения все это выдумали.
      Есть на свете кое-что покрепче денег.
      Двумя словами об этом не рассказать. Тут целый рассказ требуется.
      Извольте рассказ.
      Высокой квалификации токарь по металлу, Иван Борисович Левонидов, рассказал мне его.
      - Да, дорогой товарищ, - сказал Левонидов, - такие дела на свете делаются, что только в книгу записывай.
      Появился у нас, на заводе, любимчик - Егорка Драпов. Человек он арапистый. Усишки белокурые. Взгляд этакий вредный. И нос вроде перламутровой пуговицы.
      А карьеру между тем делает. По службе повышается, на легкую работу назначается и жалованье получает по высшему разряду.
      Мастер с ним за ручку. А раз даже, проходя мимо Егорки Драпова, мастер пощекотал его пальцами и с уважением таким ему улыбнулся.
      Стали рабочие думать, что и почему. И за какие личные качества повышается человек.
      Думали, гадали, но не разгадали и пошли к инженеру Фирсу.
      - Вот, - говорим, - любезный отец, просим покорнейше одернуть зарвавшегося мастера. Пущай не повышает своего любимца Егорку Драпова. И пальцем пущай не щекотит, проходя мимо.
      Сначала инженер, конечно, испугался, - думал, что его хотят выводить на свежую воду, но после обрадовался.
      - Будьте, - говорит, - товарищи, благонадежны. Зарвавшегося мастера одерну, а Егорку Драпова в другое отделение переведу.
      Проходит между тем месяц. Погода стоит отличная. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. А любимчик - Егорка Драпов - карьеру между тем делает все более заманчивую.
      И не только теперь мастер, а и сам любимый спец с ним похохатывает и ручку ему жмет.
      Ахнули рабочие. И я ахнул.
      "Неужели же, - думаем, - правды на земле нету? Ведь за какие же это данные повышается человек и пальцами щекотится мастером?"
      Пошли мы небольшой группой к красному директору Ивану Павловичу.
      - Вы, - говорим, - который этот и тому подобное. Да за что же, говорим, такая несообразность?
      А красный директор, нахмурившись, отвечает:
      - Я, говорит, который этот и тому подобное. Я, говорит, мастера и спеца возьму под ноготь, а Егорку Драпова распушу, как собачий хвост. Идите себе, братцы, не понижайте производительности.
      И проходит месяц - Егорка Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду. Балуют его и милуют и ручку со всех сторон наперерыв ему жмут. И директор жмет, и спец жмет, и сам мастер, проходя мимо, щекотит Егорку Драпова.
      Взвыли тут рабочие, пошли всей гурьбой к рабкору Настину. Плачутся:
      - Рабкор ты наш, золото, драгоценная головушка. Ругали мы тебя, и матюкали, и язвой называли: мол, жалобы зачем в газету пишешь. А теперича, извините и простите... Выводите Егорку Драпова на свежую воду.
      - Ладно, - сказал Настин. - Это мы можем, сейчас поможем. Дайте только маленечко сроку, погляжу, что и как и почему человек повышается. Хвост ему накручу, - будьте покойны.
      И проходит месяц. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. Птички по воздуху порхают и бабочки крутятся.
      А Егорка Драпов цветет жасмином или даже пестрой астрой распущается.
      И даже рабкор Настин, проходя однажды мимо, пощекотал Егорку и дружески ему так улыбнулся.
      Собрались тут рабочие обсуждать. Говорили, говорили - языки распухли, а к результату не пришли.
      И тут я, конечно, встреваю в разговор.
      - Братцы, - говорю, - я, говорю, первый гадюку открыл, и я ее и закопаю. Дайте срок.
      И вдруг на другой день захожу я в Егоркино отделение и незаметно становлюсь за дверь. И вижу. Мастер домой собирается, а Егорка Драпов крутится перед ним мелким бесом и вроде как тужурку подает.
      - Не застудитесь, - говорит, - Иван Саввич. Погодкато, говорит, страсть неблагоприятная.
      А мастер Егорку по плечу стукает и хохочет.
      - А и любишь, - говорит, - ты меня, Егорка, сукин сын.
      А Егорка Драпов почтительно докладывает:
      - Вы, говорит, мне, Иван Саввич, вроде как отец родной. И мастер, говорит, вы отличный. И личностью, говорит, очень вы мне покойную мамашу напоминаете, только что у ей усиков не было.
      А мастер пожал Егоркину ручку и пошел себе.
      Только я хотел из-за двери выйти, шаг шагнул - рабкор Настин прется.
      - А, - говорит, - Егорушка, друг ситный! Я, говорит, знаешь ли, такую давеча заметку написал - ай-люли.
      А Егорка Драпов смеется.
      - Да уж, - говорит, - ты богато пишешь. Пушкин, говорит, и Гоголь дерьмо против тебя.
      - Ну, спасибо, - говорит рабкор, - век тебе не забуду. Хочешь, тую заметку прочту?
      - Да чего ее читать, - говорит Егорка, - я, говорит, и так, без чтения в восхищении.
      Пожали они друг другу ручки и вышли вместе. А я следом.
      Навстречу красный директор прется.
      - А, - говорит, - Егорка Драпов, наше вам... Ну-ка, говорит, погляди теперича, какие у меня мускулы.
      И директор рукав свой засучил и показывает Егорке мускулы.
      Нажал Егорка пальцем на мускулы.
      - Ого, - говорит, - прибавилось.
      - Ну, спасибо, - говорит директор, - спасибо тебе, Егорка.
      Тут оба два - директор и рабкор - попрощались с Егоркой и разошлись.
      Догоняю я Егорку на улице, беру его, подлеца, за руку и отвечаю:
      - Так, говорю, любезный. Вот, говорю, какие паутины вы строите.
      А Егорка Драпов берет меня под руку и хохочет.
      - Да брось, - говорит, - милый... Охота тебе... Лучше расскажи, как живешь и как сынишка процветает.
      - Дочка, - говорю, - у меня, Егорка. Не сын. Отличная, говорю, дочка. Бегает...
      - Люблю дочек, - говорит Егорка. - Завсегда, говорит, любуюсь на них и игрушки им жертвую...
      И проходит месяц. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. А Егорка Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду.
      А вчера, проходя мимо, пощекотал я Егорку Драпова.
      Черт с ним. Хоть, думаю, и подлец, а приятный человек.
      Полюбил я Егорку Драпова. einer5.1 .html" .html"

© М. Зощенко, 1925 г.