Искусство падает, уважаемые товарищи! Вот что. Главная причина в публике. Публика пошла ужасно какая неинтересная и требовательная. И неизвестно, что ей нужно. Неизвестно, какой мотив доходит до ее сердца. Вот что.
      Я, уважаемые товарищи, много пел. Может, Федор Иванович Шаляпин столько не пел. Пел я, вообще, и на улицах, и по дворам ходил. А что теперешней публике нужно - так и не знаю.
      Давеча со мной такой случай произошел. Пришел я во двор. На гончарной улице. Дом большой. А кто в нем живет - неизвестно по нынешним временам.
      Спрашиваю дворника:
      - Ответь, говорю, любезный кум, какой тут жилец живет?
      - Жилец разный. Есть, говорит, и мелкий буржуй. Свободная профессия тоже имеется. Но все больше из рабочей среды: мелкие кустари и фабричные.
      "Ладно, думаю. Кустарь, думаю, завсегда на "Кари глазки" отзывается. Спою "Кари глазки".
      Спел. Верчу головой по этажам - чисто. Окна закрыты, и никто песней не интересуется.
      "Так, думаю. Может, думаю, в этом доме рабочие преобладают. Спою им "Славное море, священный Байкал".
      Спел. Чисто. Никого и ничего.
      "Фу ты, думаю, дьявол! Неужели, думаю, в рабочей среде такой сдвиг произошел в сторону мелкой буржуазии? Если, думаю, сдвиг, то надо петь чего-нибудь про любовь и про ласточек. Потому буржуй и свободная профессия предпочитают такие тонкие мотивы".
      Спел про ласточек - опять ничего. Хоть бы кто копейку скинул.
      Тут я, уважаемые товарищи, вышел из терпения и начал петь все, что знаю. И рабочие песни, и чисто босяцкие, и немецкие, и про революцию, и даже "Интернационал" спел.
      Гляжу, кто-то бумажную копейку скинул.
      До чего обидно стало - сказать нельзя. Голос, думаю, с голосовыми связками дороже стоит.
      "Но стоп, думаю. Не уступлю. Знаю, чего вам требуется. Недаром два часа пел. Может, думаю, в этом доме, наверно, религиозный дурман, Нате!"
      Начал петь "Господи помилуй" - глас восьмой.
      Дотянул до середины - слышу, окно кто-то открывает. \
      "Так, думаю, клюнуло. Открываются".
      Окно между тем открылось, и хлесь кто-то в меня супом.
      Обомлел я, уважаемые товарищи. Стою совершенно прямой и морковку с рукава счищаю. И гляжу, какая-то гражданка без платка в этаже хохочет.
      - Чего, говорит, панихиды тут распущаешь?
      - Те, говорю, гражданочка, за какое самое с этажа обливаетесь? В чем, говорю, вопрос и ответ? Какие же, говорю, песни петь, ежели весь репертуар вообще спет, а вам не нравится?
      А она говорит:
      - Да нет, говорит, многие песни ваши хороши и нам нравятся, но только квартирные жильцы насчет голоса обижаются. Козлетон ваш им не нравится.
      "Здравствуйте, думаю. Голос уж в этом доме им не нравится. Какие, думаю, пошли современные требования".
      Стряхнул с рукава морковку и пошел.
      Вообще искусство падает.
      

© М. Зощенко, 1924 г.