Странная история произошла с одним рабочим. До того странная эта история, что, узнавши ее, половина наших подписчиков"! наверное, бросит пить.
Но не робей, дорогой подписчик! Бросить пить - это не так страшно. Автор, например, пивший в свое время все, кроме керосич, на, тоже бросил эту вредную привычку. И ничего. Жить можно. .
А рассказывал эту странную историю сам виновник - рабочи^ одной из ленинградских фабрик. Фамилию свою он просил не пе-Ц чатать. Стесняюсь, говорит. Ну что ж - фамилию печатать не будем. А для красоты рассказа назовем его хотя бы Федя Жуков.
- Я пива теперь не пью, - сказал Федя Жуков. - Душа не принимает. Хотя ученые профессора и говорят, будто пиво очень даже полезно для организма и будто даже от него толстеет орга^| низм, но я с этим не считаюсь.
Конечно, ученый профессор выкушает стаканчик пива в обед да полстаканчика в ужин - ему и полезно, его организм и толстеет. А кто стаканами не считается, тому хуже пива нет ничего.
А я, например, от пива в обморок падаю. И делаюсь все равя как покойник. Дыханье даже у меня прерывается.
А раз в субботу пошли ребята пить. Пошел и я.
Пили, пили. Только вдруг, после пятой, я ужасно окосел и си-| жу на стуле белый, скучаю.
Ребята, конечно, просят:
- Федя, Федя...
А ихний Федя рот раскрыл и не отзывается.
Извинились ребята перед народом за слабость организма, взя меня под руки и отвезли домой.
Положили дома на кровать, а на кровати мне хуже.
Женка чересчур испугалась, обтирает мне кожу мокрыми тряп-| ками, а я сомлел и лежу что статуя.
Женка пальто накинула и к врачу.
Коммунальный врач приходит. Осмотрел меня и говорит:
- Что-то, говорит, у него в организме от пива заскочило Кишка, может, на кишку зашла. Везите его в больницу. Там разберут.
Ну, отвезли меня в больницу.
А дальше я ничего не помню. Как стена железная опустилась передо мной.
Только просыпаюсь я от холода и голода.
Проснулся. Кругом темно.
Почему, думаю, темно? За какое самое это темно? Что, думаю, за пустяки? Где ж это я такое?
Сел. Смотрю: сижу на досках голый, а на ноге номерок 17. А кругом не то больные свалены, не то не поймешь что, не то покойники.
До чего я сомлел, до чего испугался! Где ж это я, думаю?
За какое это самое номерок-то у меня на ноге? Или, думаю, я скончался. Или, думаю, врачи обмишурились. Или, думаю, я от пива в обморок свалился, а меня за покойника приняли.
Ах, думаю, да! Ах, думаю, ну!
Хочу спичку чиркнуть, осмотреться. Хлопе за карман. А кармана нету - одна нога голая. Хлопе за гимнастерку - живот голый..
Человек я, конечно, очень храбрейший, отчаянный даже, а тут, ничего не скажу, оробел. И сижу на досках голый.
Только вдруг слышу - возле двери в коридоре кто-то ногами чиркает. И после берется за ручку и открывает дверь.
Ах, чего, думаю, мне делать? Может, это сторож идет. Не испугать бы мне его. Тоже в темноте встанешь или крикнешь - помрет с перепугу. Ах, чего мне, думаю, делать?
А дверь сию минуту открылась, и входит сторож. С небольшой такой седоватой бородкой, в картузе.
Ах, чего, думаю, мне делать? И сам, чтоб не испугать напрасно гражданина, не двигаюсь и не кричу и руками не машу, а только тихонечко через губы "те" делаю.
А сторож как услышит "те", как завизжит собакой, как свалится на корячки собакой, как попрет к двери.
Ах, думаю, ну! Испугал человека. Теперь, думаю, безразлично.
- Стой, кричу, братишка! Не пугайся! Это я - Федя!
Выбежал я за сторожем, бегу - номерок по ноге хлопает. А сторож оглянулся назад - как припустит теку.
Бегим по коридору - народ с перепугу мухами валится. А мне хоть бы что.
Добежал я до какой-то комнаты. Свалился.
- Братцы, говорю, это я - Федя Жуков! Живой... Положили меня на кровать, вина стали давать. А я вина не принимаю.
Нету, говорю, будет. Не пью и в рот хмельного не беру. Так и бросил пить.
А сторож - ничего, отдышался. И даже приходил меня смотреть. Даже мы с ним подружились и выпили по бутылочке портера. |
© М. Зощенко, 1924 г.