Жених
      На днях женился Егорка Басов. Взял он бабу себе здоровую, мордастую, пудов на пять весом. Вообще повезло человеку.
      Перед тем Егорка Басов три года ходил вдовцом - никто не шел за пего. А сватался Егорка чуть не к каждой. Даже к хромой солдатке из местечка. Да дело расстроилось из-за пустяков.
      Об этом сватовстве Егорка Басов любил поговорить. При этом врал он неимоверно, всякий раз сообщая все новые и удивительные подробности.
      Все мужики наизусть знали эту историю, но при всяком удобном случае упрашивали Егорку рассказать сначала, заранее давясь от смеха.
      - Так как же ты, Егорка, сватался-то? - спрашивали мужики, подмигивая.
      - Да так уж, - говорил Егорка - обмишурился.
      - Заторопился, что ли?
      - Заторопился, - говорил Егорка. - Время было, конечно, горячее - тут и косить, тут и носить, и хлеб собирать. А тут, братцы мои, помирает моя баба. Сегодня она, скажем, свалилась, а завтре ей хуже. Мечется, и бредит, и с печки падает.
      - Ну, - говорю я ей, - спасибо, Катерина Васильевна, без ножа вы меня режете. Не вовремя помирать решили. Потерпите, говорю, до осени, а осенью помирайте.
      А она отмахивается.
      Ну, позвал я, конечно, лекаря. За пуд овса. Лекарь пересыпал овес в свой мешок и говорит:
      - Медицина, говорит, бессильна что-либо предпринять. Не иначе, как помирает ваша бабочка.
      - От какой же, - спрашиваю, - болезни? Извините за нескромный вопрос.
      - Это, - говорит, - медицине опять-таки неизвестно.
      Дал все-таки лекарь порошки и уехал.
      Положили мы порошки за образа - не помогает. Брендит баба, и мечется, и с печки падает. И к ночи помирает.
      Взвыл я, конечно. Время, думаю, горячее - тут и носить, тут и косить, а без бабы немыслимо. Чего делать - неизвестно. А ежели, например, жениться, то опять-таки на ком это жениться? Которая, может, и пошла бы, да неловко ей наспех. А мне требуется наспех.
      Заложил я лошадь, надел новые штаны, ноги вымыл и поехал.
      Приезжаю в местечко. Хожу по знакомым.
      - Время, - говорю, - горячее, разговаривать много не приходится, нет ли, говорю, среди вас какой ни на есть захудалой бабочки, хотя бы слепенькой. Интересуюсь, говорю, женитьбой.
      - Есть, - говорят, - конечно, но время горячее, браком никто не интересуется. Сходите, говорят, к Анисье, к солдатке, может, ту обломаете.
      Вот я и пошел.
      Прихожу. Смотрю - сидит на сундуке баба и ногу чешет.
      - Здравствуйте, - говорю. - Перестаньте, говорю, чесать ногу - дело есть.
      - Это, - отвечает, - одно другому не мешает.
      - Ну, - говорю, - время горячее, спорить с вами много не приходится, вы да я - нас двое, третьего не требуется, окрутимся, говорю, и завтра выходите на работу снопы вязать.
      - Можно, - говорит, - если вы мной интересуетесь.
      Посмотрел я на нее. Вижу - бабочка ничего, что надо, плотная и работать может.
      - Да, - говорю, - интересуюсь, конечно. Но, говорю, ответьте мне, все равно как на анкету, сколько вам лет от роду?
      - А лет, - отвечает, - не так много, как кажется. Лета мои не считаны. А год рождения, сказать - не соврать, одна тыща восемьсот восемьдесят шестой.
      - Ну, - говорю, - время горячее, долго считать не приходится. Ежели не врете, то ладно.
      - Нет, - говорит, - не вру, за вранье бог накажет. Собираться, что ли?
      - Да, - говорю, - собирайтесь. А много ли имеете вещичек?
      - Вещичек, - говорит, - не так много: дыра в кармане да вошь на аркане. Сундучок да перина.
      Взяли мы сундучок и перину на телегу. Прихватил я еще горшок и два полена, и поехали.
      Я гоню лошадь, тороплюсь, а бабочка моя на сундучке трясется и планы решает - как жить будет да чего ей стряпать, да не мешало бы, дескать, в баньку сходить - три года не хожено.
      Наконец приехали.
      - Вылезайте, - говорю.
      Вылезает бабочка с телеги. Да смотрю, как-то неинтересно вылезает боком и вроде бы хромает на обе ноги. Фу ты, думаю, глупость какая!
      - Что вы, - говорю, - бабочка, вроде бы хромаете?
      - Да нет, - говорит, - это я так, кокетничаю.
      - Да как же, помилуйте, так? Дело это серьезное, ежели хромаете. Мне, - говорю, - в хозяйстве хромать не требуется.
      - Да нет, - говорит, - это маленько на левую ногу. Полвершка, говорит, всего и нехватка.
      - Пол, - говорю, - вершка или вершок - это, говорю, не речь. Время, говорю, горячее - мерить не приходится. Но, говорю, это немыслимо. Это и воду понесете - расплескаете. Извините, говорю, обмишурился.
      - Нет, - говорит, - дело заметано.
      - Нет, - говорю, - не могу. Все, говорю, подходит: и мордоворот ваш мне нравится, и лета - одна тыща восемьсот восемьдесят шесть, но не могу. Извините - промигал ногу.
      Стала тут бабочка кричать и чертыхаться, драться, конечно, полезла, не без того. А я тем временем выношу полегоньку имущество на двор.
      Съездила она мне раз или два по морде - не считал, а после и говорит:
      - Ну, говорит, стручок, твое счастье, что заметил. Вези, говорит, назад.
      Сели мы в телегу и поехали.
      Только не доехали, может, семи верст, как взяла меня ужасная злоба.
      "Время, - думаю, - горячее, разговаривать много не приходится, а тут извольте развозить невест по домам".
      Скинул я с телеги ейное имущество и гляжу, что будет. А бабочка не усидела и за имуществом спрыгнула. А я повернул кобылку - и к лесу.
      А на этом дело кончилось.
      Как она дошла домой с сундуком и с периной, мне неизвестно. А только дошла. И через год замуж вышла. И теперь на сносях. einer5.1 .html" .html"

© М. Зощенко, 1924 г.